Командира танкового батальона капитана Николая Денежкина комполка Ковалев называл Доцентом (с ударением на О) за его изыски в теориях танковой стрельбы. Командир мотострелковой роты Байков однажды сказал о Денежкине: "Приятно выделяется среди танкового люда. Очень толерантный человек, прям не офицер, а замполит какой…"

Ко всему прочему Денежкин был известным в полку фотографом-любителем. И, подобно многим любителям, проявлял страсть к критическому разбору печатных работ фотографов-профессионалов. Раскрыв свежий номер окружной газеты "Во славу Родины", Денежкин цепко ухватил взглядом групповой снимок танкистов.

Десяток парней в новеньких шлемофонах и чистых комбинезонах (ну, удивительно чистых!) сидели в живописных позах с гитарой под сосной. Сразу возникала мысль о том, что служба в Советской Армии им доставляет радость. Подпись к снимку бодро сообщала: у танкистов был долгий и трудный марш, но, наконец, объявили привал, и куда только делась усталость — звенит гитара, раздается веселая солдатская песня…

Комбат Денежкин хищно разгладил газетный лист.

— Я при танке Т-72 состою уже десяток лет. Иногда даже забираюсь внутрь. И привык думать, что знаю об этой машине все или почти все! Но пусть мне кто-нибудь объяснит: куда в груженую по-походному "семьдесятдвойку" можно засунуть гитару? Прикрепить ее липкой лентой снаружи к башне?.. Но что тогда подумает Супостат, который денно и нощно контролирует действия капитана Денежкина сквозь объективы разведспутника "Ки-Хоул"? Подумает он, что капитан Денежкин созрел для поступления в Военную академию бронетанковых войск имени Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского… Конечно, у Супостата имеется свое отношение к тяготам и лишениям воинской службы. Насколько я знаю, возимый комплект инструментов и принадлежностей американского танка "Абрамс" включает резиновую ванну. Вот пусть Супостат и принимает в ходе марша ванну и чашечку кофе, пусть играет на гитаре и электрооргане. А мой Ванюшка-механик после команды "Глуши двигатель" должен вылезти из машины, обойти танк кругом, помочиться на катки, дважды их пересчитать, а потом вытянуться вдоль борта и — спать, спать, спать! Так "надавить на массу", чтоб мазутная его скула оставила выемку на броне! И, кстати, если Ванюшка отключит тангенту шлемофона от радиостанции, находящейся в режиме дежурного приема (а иначе как ему играть на гитаре под сосной?), то будет лично мною разобран на запчасти и отправлен посылкой в адрес его школьного военрука… Нет, я, конечно, понимаю, что гитару эту вместе с фотокором и чистыми комбезами привезли на штабном "уазике". Но вот чего мне жаль, так это то, что ни у кого не оказывается в руках фотокамеры, когда бывает момент действительно стоящий. Ты случай с танком КВ на Дретуньском полигоне помнишь?..

Эта странная, отдающая мистикой история произошла вблизи железнодорожной станции Дретунь под Полоцком. Южнее станции на сотни квадратных километров протянулся крупнейший в Беларуси военный полигон. Ландшафт тут дикий: леса таежного типа, болотные хляби с заросшими озерами, в которых водятся почти черные окуни, речка Полота, где вода стоит вровень с торфяными берегами.

И самое невероятное — обширные дюны. Они коварнее болот потому, что на высотах встречаются малоприметные участки зыбучих песков…

Уже много месяцев на полигоне готовили большие маневры с боевой стрельбой. Валили лес и мостили десятки километров болотных гатей. В бетонных чревах насыпных курганов оборудовали пункты управления для высокого армейского начальства. С невероятным размахом и обстоятельностью сооружали укрепрайоны "противника", которые должны быть сметены огнем.

Мишенями ставили не фанерные щиты или обтянутые марлей каркасы, а настоящую боевую технику. Например, так: вколачивают в гребень холма четыре бетонные сваи, а сверху делают площадку. Прилетает совершенно натуральный вертолет и прицельно на эту площадку садится. Пилот прощается с боевой машиной и спускается по свае. Мишень готова.

Ух, как горела потом эта "вертушка", в которой топливные баки намеренно оставили полными!

Но на земле расстреливать современную технику пожалели. Решили пустить на убой ветеранов: танки и самоходные артиллерийские установки времен Великой Отечественной войны. Бог весть из каких стратегических хранилищ притянули эшелоны на станцию Дретунь эти славные машины.

Можно только догадываться, что испытают в душе приглашенные на маневры ветераны-фронтовики, когда увидят, как горят их СУ-100…

А вот армейская молодежь ничего, кроме азарта, не ощутила. Двадцатилетние ребята с упоением лупили современными кумулятивными зарядами по машинам, штурмовавшим Будапешт и Берлин. Как замечательно корежилась и горела старая броня, ощупанная лазерными дальномерами!

Но все же было одно происшествие, после которого осталось что-то внутри. Еще задолго до боевого этапа маневров "Запад-81".

…Команда развязных в своей опытности танкистов-старослужащих во главе со щеголеватым капитаном готовилась тащить к месту предполагаемого "убоя" очередную машину. На этот раз с железнодорожной платформы им сгрузили тяжелый танк КВ — "Клим Ворошилов". Далее его собирались буксировать современным танком Т-72.

— Ну вот, мои юные друзья, — капитан в выбеленном хлоркой комбинезоне щелкнул ореховым прутом по голенищу. — Перед вами замечательный образец советского танкостроения, названный в честь того, о ком пелось "и первый маршал в бой нас поведет". Масса пятьдесят две тонны. Экипаж шесть человек. Как с такой прорвой "лишного" состава командир управлялся — я не знаю. Гаубица сто пятьдесят два мэмэ, три пулемета. Выстрел был равен по стоимости трем парам хромовых офицерских сапог. Лобовая броня, увы, семьдесят пять миллиметров. Вот ты бы, гвардии ефрейтор, согласился на таком воевать?.. Как это — нет! А ведь немцев победили! Ну, цепляйте дедушку. Мир праху его.

Набросили тросы, но "Клим", бурый от слоя консервирующего покрытия, трогаться с места не хотел. Катки словно бы приросли к тракам.

— Обороты! — еще раз скомандовал капитан водителю буксировщика.

Облако выхлопных газов от "семьдесятдвойки" накрыло КВ, и никто не уловил момент, когда из сизой этой пелены вдруг прорвался короткими толчками дым совершенно черный. "Клим" ожил!

Гусеницы, силком протащенные по земле, запустили двигатель, некогда оставленный на передаче. "Клим" долбанул в корму "семьдесятдвойку", та испуганно вильнула в сторону, и буксировочные тросы слетели.

Древний танк тронул с места сам по себе. Он медленно шел по прямой, подминая болотный кустарник.

— Нечистая! — дурашливо заорал механик и бросился следом.

На непривычно высокую корму старого танка воин-гвардеец вскочил так борзо, что треснул на заднице ушитый комбинезон. Надо остановить вдруг ожившего ветерана! Но люки КВ не поддавались современным башенным ключам.

Экипаж-призрак шел в атаку. Последнюю.

"Клим" остановило только то, что метров через триста выгорел ничтожный остаток топлива в его баках. Запыхавшиеся солдаты столпились перед танком.

— Эй, дед, выходи! Война уже кончилась! — механик постучал ключом по старой броне.

Кто-то нахлобучил ему шлемофон на нос…

— Николай, а ты помнишь, в каком направлении двинулся тот кавэ? — спросил я.

— На Запад! — ответил капитан Денежкин. — На Запад!