Собака шестая. Дружок.
Спустя пару лет, за дело снова взялся мой дядя, и привёз своему отцу из Тольятти очередную лаечку, и на этот раз не западно-сибирскую, а карело-финскую. В отличии от смахивающего на волка Байкала, новый щенок был огненно-рыжий, худощавый, с весьма игривым нравом. И теперь, когда деду было уже далеко за семьдесят, он наконец-то понял, что нужен ему не злобный защитник, не азартный охотник, а собака-компаньон.
Дружок не лаял на меня летом, не бросался на меня, когда я приехал зимой в гости, и в целом был весьма бестолков. Однако, дедушке по большому счёту было уже всё равно – собачка хоть какая-то радость в деревне из пяти домов, один из которых недавно сгорел вместе с Велей, заснувшим по пьяни с сигаретой, а ещё в трёх жильцы уже умерли. Однако, колхоз тогда был ещё жив, и дедушка уже после инфаркта, каждый день прогуливался с собакой до соседней деревни по глинистой дороге, зимой повторяя этот маршрут дважды в день.
Людей на Озере поуменьшилось – старожилы постепенно умирали, а где-то в истоках одной из многочисленных рек разобрали на металл старую узкоколейку: вологодский лес, как и лён, рожь, овёс, молоко и мясо почему-то тоже оказался никому не нужен. Весной дед уже не рыбачил: ходить пять километров до амбара, а затем брести ещё девять по замёрзшему озеру стало уже тяжело. Мне вспоминается история о таком же заядлом рыбаке деде Митяе, который начинал в рыбацкой артели ещё до войны, ну а вернувшись домой живым продолжил любимое занятие, всю весну набивая бочку солёными щуками. Когда он совсем состарился, то ноги стали плохо слушаться и тяжело сгибаться: говорили, что он соберётся на рыбалку, наденет рюкзачок, отойдёт за деревню, и стоит там – плачет. Дальше идти он уже не мог.
-Приеду летом, съездим; - писал ему сын, и дед Митяй с надеждой ждал лета. Ждал, но не дождался – умер по весне.
Девяностые кончились, и потребность возить из деревни мясо отпала, да и с годами уже тяжело стало держать скотину, поэтому старую 17-летнюю корову продали районному совхозу: дед её резать отказался, и ту просто погрузили в ГАЗ с высокими бортами и увезли куда-то далеко. Сил и здоровья стало хватать разве что на кур. Однако, приехав зимой погостить на неделю, я был огорошен новостью – дедушка убил кабана! Да ещё как!!
Это была его последняя крупная охотничья удача: он надел лыжи и отправился с Дружком прогуляться в лес, а заодно проверить поставленные капканы, как вдруг увидел попавшего туда кабана. Тот яростно рвался на свободу, а дед как назло не взял ружьё. Не знаю, почему он поступил так беспечно: возможно так долго ему никто не попадался, что он уже и не надеялся. А зверь тем временем яростно рвался на свободу, уже почти освободившись из смертельной ловушки. Охваченный охотничьим азартом, дед решил рискнуть: пока скакавший вокруг Дружок отвлекал кабана своим лаем, он подобрался к нему на четвереньках, и вонзил кабану в сердце нож. С точки зрения человека, живущего в цивилизации бросаться с ножом на кабана это полное безумие, но дед до конца своей жизни оставался охотником, выйдя на пенсию променяв комфортную жизнь в городе на деревню из пяти домов.
Другой интересной новостью было то, что туша кабана уже несколько дней оказывается лежит где-то на опушке заснеженного леса, и это было не меньшим безумием, так как её могли запросто сожрать волки. Теперь по прошествии многих лет я понимаю, что дедушка наверно просто хотел похвастаться своим шикарным трофеем, так как кабанов он не бил лет двадцать. И вот одев охотничьи лыжи, взяв деревянные сани, ружьё и собаку мы пошли мимо заснеженных покосов; полей где летом пасли коров; кустов где полгода назад росли подберёзовики и полян на которых в августе встречались колонии червивых маслят и замаскировавшихся под ёлками совершенно чудесных рыжиков. Зимой эти места было совершенно не узнать.
По пути я работал загонщиком – бегал по полю и колотил лыжной палкой по снегу, пытаясь выгнать на свободу заночевавших тетеревов и куропаток. В это время дед на краю поля уже ждал держа наготове ружьё, а я в тот момент даже не думал, что могу оказаться в секторе обстрела, полностью полагаясь на его громадный охотничий опыт.
В это же самое время бегавший по кустам Дружок вспугнул что-то большое, жирное и громкое. Яростно захлопав крыльями добыча ушла в сторону леса.
-Ушла-а…, вздохнув прохрипел дед.
-Дружок, ищи, ищи! - подбадривал его я.
И Дружок искал, правда ничего так и не нашёл, кроме мышей под снегом. Мы оставили поле позади, и свернули в сторону. Туша лежала на опушке у кустов: припорошенный ледяной пылью кабан казался абсолютно плоским, как будто его переехали трактором Кировец, и совершенно «деревянным» напоминая своим видом замёрзшего сто тысяч лет назад мохнатого шерстистого мамонта. Потрогав жёлтые клыки и казавшийся резиновым пятачок, я с трудом втолкнул его на сани и перевязал верёвкой.
-Ну, потащили!
Я впрягся в сани и потащил тушу в деревню. Дед озираясь по сторонам шёл сзади, возможно в надежде приучить меня к охоте. Ему так и не удалось это сделать – охотой увлёкся мой младший двоюродный брат, а мне как-то не нравился этот кровавый спорт. Кабана, конечно, я бы застрелил с удовольствием, а вот стрелять в лисичек или уток никогда-б не стал.
Не помню, каков кабан был на вкус, но помню, что клыки ему далось отрубить, и дедушка один подарил мне, а я удивительным образом его потерял – он буквально исчез из ящика письменного стола, а где второй теперь не знаю.
А юный Дружок быстро подрос, и оформившись во взрослую собаку стал всё чаще проводить время с компанией собак, верховодила которой сучка из соседнего Мытника. Это была его гёрл-френд, с которой он любил проводить время, и лай которой я слышал и днём, и вечером. Этот лай, как пение сирен неизменно манил к себе, и заслышав его Дружок навострял уши и иногда жалобно повизгивал, либо грустно лаял в ответ, сообщая о том, что ненавистная цепь его никак не отпускала.
Следующей зимой он всё-таки сбежал, не появляясь дома несколько дней, и мы с дедом объездили и обошли с десяток окрестных деревень, прежде чем увидели рыжего пса в центре стаи собак на окраине одной из них. Засунув Дружка в машину мы увезли его с этой мутной тусовки, дав себе твёрдое обещание никуда больше одного не отпускать.
-Слишком широко гулять стал, - тревожно вздыхал дед. Уже не первый раз убегает….
Всю зиму пёс просидел под строгим надзором, и снова сбежал в марте. Больше домой он не так и не вернулся: либо его съели волки, либо украли. Бабушка активно пиарила вторую версию, грешив на дачника из соседней деревни, но тот всегда относился к старикам с уважением, так что я не думаю, что он украл у пенсионеров любимую собаку.
-Слишком широко гулять стал, - со вздохом отвечал ей дед.
До самой своей смерти больше он собак уже не заводил.
Моего дедушки давно уже нет, и я редко приезжаю в Вологодскую область, но до сих пор я иногда вижу одни и те же сны: как еду туда на поезде, по пути выходя на пустых полустанках из трёх домов, или как мы с ним плывём на лодке по реке из Никуда в Ниоткуда, проплывая какие-то раскиданные вдоль берегов неведомые деревни, и в этом путешествии нас сопровождает рыжая собачка.