Да это так, однако модернизация коснулась только перевооружения. Если я не ошибаюсь. Но не утверждаю.
А с чего слепили Жемчужину это дело темное.

Александр, именно так.

Да и еще Конкорд, когда им владели французы носил название La Concorde de Nantes. Это не он случайно?

Действительно, Интернет - кладезь ценнейшей информации. И главное, кто-то находящийся не в теме, зная только название, выложит подобные чертежи, а многие этой клюкве верят. В вот и Вы тоже повелись.
На самом деле это вполне может быть "Конкордом", но не имеет ни какого отношения к "Королеве Анне" Черной Бороды. Причина проста - на чертежах фрегат второй половины XVIII века(скорее, ближе к 70-м годам). А когда Черная Борода моря бороздил? Вот то-то и оно.
А вот то, что показал Игорь Шейнин - действительно очень может быть той самой "Местью"

Доброго всем времени суток. Хочу дать вам почитать одну короткую историю - думаю всем понравится. В Юмор не вставляю, так как боюсь, что потеряется

Веллер Михаил

Легенды Невского проспекта


ЛЕГЕНДА О МОРСКОМ ПАРАДЕ


И была же, была Великая Империя, алели стяги в громе оркестров, чеканили шаг парадные коробки по брусчатым площадям, и гордость державной мощью вздымалась в гражданах! И под эти торжественные даты Первого Мая и Седьмого Ноября входил в Неву на военно-морской парад праздничный ордер Балтфлота. Боевые корабли, выдраенные до грозного сияния, вставали меж набережных на бочки, расцвечивались гирляндами флагов, и нарядные ленинградцы ходили любоваться этим зрелищем.

Возглавлял морской парад, по традиции, крейсер "Киров". Как любимец города и флагман флота. Флагманом он стал после того, как немцы утопили линкор "Марат", бывший "Двенадцать апостолов". Он вставал на почетном месте, перед Дворцовым мостом, у Адмиралтейства, и всем его было хорошо видно.

Так вот, как-то вскоре после войны, в сорок седьмом году, собираясь уже на парад, крейсер "Киров" напоролся в Финском заливе на невытраленную мину. Мин этих мы там в войну напихали, как клецок, и плавали они еще долго; так что ничего удивительного. Получил он здоровенную дыру в скуле, и его кое-как отволокли в Кронштадт, в док. Сигнальщиков, начальство и всю вахту жестоко вздрючили, а особисты забегали и стали шить дело: чья это диверсия -- оставить Ленинград на революционный праздник без любимца флота?

Флотское командование уже ощупывало, на месте ли погоны и головы. Сталин недоверчиво относился к случайностям и недолюбливал их. Пахло крупными оргвыводами.

И последовало естественное решение. У "Кирова" на Балтике был систер-шип, однотипный крейсер "Свердлов". Так пусть "Свердлов" и участвует в параде. Для разнообразия. Политически тоже выдержано -имена равного калибра. Какая, собственно, разница. Как будто так и было задумано.

А "Свердлов" в это время спокойно стоял под Кенингсбергом, уже переименованном в Калиниграде, в ремонте. Машины разобраны, хозяйство раскурочено, ободрано, половина морячков в береговых мастерских, ковыряются себе потихоньку. По субботам в увольнение на танцы ходят. И не ждут от жизни ничего худого.

И тут командир получает шифровку: срочно сниматься и полным ходом идти в Ленинград, с тем чтобы в ночь накануне праздника войти в Неву и занять место во главе парадного ордера. Исполнять.

Командир в панике радирует в Кронштадт: что, как, почему, а где же "Киров"? Вы там партийных деятелей не перепутали? Ответ: не твое дело. Приказ понятен?

Так я же в ремонте!! -- Ремонт прервать. После парада вернешься и доремонтируешься.-- Да крейсер же к черту разобран на части!! -- Сколько надо времени, чтоб быстро собраться и выйти? -- Минимум две недели.-- В общем, так. Невыполнение приказа? Погоны жмут, жизнь наскучила? А... Ждем тебя, голубчик.

И начинается дикий хапарай в темпе чечетки. Срочно заводят на место механизмы главных машин. Приклепывают снятые листы обшивки. Командир принимает решение: начинать движение самым малым на одной вспомогательной, ее сейчас кончат приводить в порядок, а уже на ходу, двадцать четыре часа в сутки, силами команды, спешно доделывать все остальное. Всем БЧ через полчаса представить графики завершения работ.

БЧ воют в семьсот глоток, и вой этот вызывает в гавани дрожь и мысль о матросском бунте, именно том самом, бессмысленном и беспощадном: успеть никак невозможно! Командир уведомляет командиров БЧ об ответственности за бунт на борту, и через час получает графики. Согласно тем графикам лап у матроса шесть, и растут они вместо брюха, потому что жрать до Ленинграда будет некогда и нечего, коки и вся камбузная команда тоже будут круглые сутки завершать последствия ремонта.-- Отлично; не жрешь -- быстрей крутиться будешь.

И тут вспоминают: а красить-то, красить когда?! Ведь ободрано все до металла!!! Командир -- старпому: сука!!! Помполит -- боцману: вредим понемногу?.. Боцман: в господа бога морскую мать.-- Через час отходим!!! -- Боцман: есть.

За пять минут до отхода, командир голос сорвал, вопя по телефонам, является старпом -- доклад: задача выполнена. Командир: гигант! как? Помполит: ну то-то же. Старпом: так и так, сводная бригада маляров береговой базы на стенке построена. Пока мы на ходу все доделаем, они все и покрасят, в лучшем виде. Приказ -- принимать на борт?

Командир хлопает старпома по плечу, жмет руку помполиту, утирает лоб рукавом, смотрит на часы и закуривает:

-- Машине -- готовность к оборотам. Приготовиться к отдаче швартовых. Рабочих -- на борт.

Старпом говорит:

-- Может быть, взглянете?

-- Чего глядеть-то.

А снаружи раздается какой-то странный шум.

Командир смотрит в лицо старпому и выходит на крыло мостика.

Вся команда, побросав, дела, сбилась вдоль борта. Свистит, прыгает и машет руками.

А на стенке колеблется строй малярш. И делает матросикам глазки.

Папироса из командирского рта падает на палубу, плавно кувыркаясь и рассыпая искры, а сам он покачивается и хватается за поручни:

-- Эт-то что...

Старпом каменеет лицом и гаркает боцману:

-- Это что?!

Боцман рыкает строю:

-- Смир-рна! -- и, бросив руку к виску, рапортует: -- Сводная бригада маляров в составе двухсот человек к ремонту-походу готова!

Малярши смыкают бедра, выпячивают груди, округляют глазки и подтверждают русалочьим хором:

-- Ой готова!..

Матросики по борту мечут пену в экстазе и жестами всячески дают понять, что они приветствуют малярную готовность и, со своей стороны, также безмерно готовы.

Командир говорит:

-- Ну!..-- и закуривает папиросу не тем концом.-- Ну!..-- говорит.- Да!..

Помполит говорит:

-- Морально-политическое состояние экипажа! -- А у самого зрачки по блюдцу, и плещется в тех блюдцах то, о чем вслух не говорят.

А старпом почему-то изгибается буквой зю, и распрямляться не хочет. И краснеет.

А рация в рубке верещит: "Доложить готовность к отходу!"

-- Готовность что надо,-- мрачно говорит командир, сжевывая папиросный табак.

А боцман снизу -- старорежимным оборотом:

-- Прикажете грузить?

Командир машет рукой, как Пугачев виселице, и -- обреченно:

-- Принять на борт. Построить на полубаке к инструктажу.

И малярши радостной толпой валят по трапу, а морячки беснуются и в воздух чепчики бросают, и загнать их по местам нет никакой возможности.

-- Команде по местам стоять!!! -- вопит командир.-- Отдать носовой!!!

Потому что никакого времени что бы то ни было изменить уже не остается. В качестве алтернативы -- исключительно трибунал; а перед такой альтернативой человеку свойственно нервничать.

И раздолбанный крейсер тихо-тихо отваливает от стенки, а малярши выстраиваются на полубаке в четыре шеренги, теснясь выпуклостями, и сосмешочками "По порядку номеров -- рас-считайсь!" рассчитываются, причем счет никак не сходится, и с четвертого раза их оказывается сто семьдесят две, хотя в первый раз получилось сто девяносто три.

Боцман таращится преданно и предъявляет в доказательство список личного состава на двести персон. Персоны резвятся, и становится их на глазах все меньше, и это удивительное явление не поддается никакому научному истолкованию.

Болельщики счастливо -- боцману:

-- Да кто ж по головам-то! Весом нетто надо было принимать -- без упаковки!

Командир вышагивает -- инструктирует кратко:

-- Крейсер первого ранга! Дисциплина! Правительственный приказ! -Замедляет шаг: -- Как звать? Не ты, вот ты! Назначаешься старшей! Вестовой -- препроводить в салон. Боцман! -- разбить по командам, назначить ответственных, раздать краску и инструмент, поставить задачи! Через полчаса доложить исполнение -- проверю лич-но! Приступать.

И поднимается на мостик.

И под приветственный свист со всех кораблей они медленно ползут к выходу из гавани.

Командир переминается, смотрит на створы, на карту, на часы, и старпому говорит:

-- Ну что же,-- говорит,-- Петр Николаевич. Вы капитан второго ранга, опыт большой, пора уже и самостоятельно на корабль аттестовываться. Так что давайте, командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят шесть, да вы и сами все знаете, ходили. А я пока спущусь вниз: посмотрю лично, что там у нас делается. А то, сами понимаете...

И, манкируя таким образом святой и неотъемлемой обязанностью командиру на входе и выхода из порта присутствовать на мостике лично, он спускается в низы. И больше командира никто нигде не видит.

А старпом смотрит мечтательно в морское пространство, принимает опять позу буквой зю, шепчет что-то беззвучно и звонит второму штурману:

-- Поднимитесь-ка,-- говорит,-- на мостик.

-- Ну что,-- говорит он ему,-- товарищ капитан третьего ранга. Я ухожу скоро на командование, корабль получаю, вот после перехода сразу аттестуюсь. А вам расти тоже пора, засиделись во вторых, а ведь вы как штурман не слабее меня, и командирский навык есть, не отнекивайтесь; грамотный судоводитель, перспективный офицер. Дел у нас сейчас, как вы знаете, невпроворот, и все у старпома на горбу висит, так что примите мое доверие, давайте: из гавани мы уже почти вышли, курс проложен -покомандуйте пару часиков, пока я по хозяйству побегаю, разгону всем дам и хвоста накручу. Тем более,-- напоминает со значением,-- ситуация на борту, можно сказать, нештатная, тут глаз да глаз нужен.

И с видом сверх меры озабоченного работяги-страдальца старпом покидает мостик; и больше его тоже никто нигде никогда не видит.

...И вот на третьи сутки командир звонит из своей каюты на мостик: как там дела? где местонахождение, что на траверзе, скоро ли подходим? И с мостика ему никто не отвечает. Он немного удивляется, дует в телефон и звонит в штурманскую рубку. И там ему тоже никто не отвечает. Звонит старпому -- молчание. Он в машину звонит! корабль-то на ходу, в иллюминатор видно! А вот вам -- из машины тоже никаких признаков жизни.

Командир синеет, звереет и звонит вестового. И -- нет же ему вестового!

А из алькова командирского, из койки, с сонной нежностью спрашивают:

-- Что ты переживаешь, котик? Что-нибудь случилось?..

Котик издает свирепое рычание, с треском влезает в китель.

-- Ко-отик! куда ты? а штаны?..

Командир смотрит в зеркало на помятейшую рожу с черными тенями вокруг глаз и хватается за бритву.

-- Да и что ж это ты так переживаешь? -- ласково утешает его из простынь наикрасивейшая малярша, и назначенная за свои выдающиеся достоинства старшей и приглашенная, так сказать, по чину.-- У вас ведь еще такая уйма народу на корабле, если что вдруг и случилось бы -- так найдется кому присмотреть.

Командир в гневе сулит наикрасивейшей малярше то, что она уже и так получила в избытке, и, распространяя свежевыбритое сияние, панику и жажду расправы влопть до повешения на реях, бежит на мостик.

При виде его полупрозрачная фигура на штурвале издает тихий стон и начинает оседать, цепляясь за рукоятки.

-- Вахтенный помощник!!! -- гремит командир.

А вот ни фига-то никакого вахтенного помощника. Равно как и прочих. Командир перехватывает штурвал, удерживая крейсер на курсе, а матросрулевой, хилый первогодок, норовит провалиться в обморок.

-- Доложить!! где!! штурман!! старший!!

А рулевой вытирает слезы и слабо лепечет:

-- Товарищ капитан... первого ранга... третьи сутки без смены... не ел... пить... гальюн ведь... заснуть боялся...-- и тут же на палубе вырубается: засыпает.

Командир ему твердою рукой -- в ухо:

-- Стоять! Держать курс! Трибунал! Расстрел! Еще пятнадцать минут! Отпуск! В отпуск поедешь! -- И прыгает к телефону.

При слове "отпуск" матрос оживает и встает к штурвалу.

Командир беседует с телефоном. Телефон разговаривать с ним не хочет. Молчит телефон.

Он несется к старпому и дубасит в дверь. Ничего ему дверь на это не отвечает: не открывается. Несется в машину! Задраена машина на все задрайки, и не подает никаких признаков жизни.

Кубрики задраены, башни и снарядные погреба, задраена каюткомпания, и даже радиорубка тоже задраена. И адраена дверь этой суволочи помполита. И малым ходом движется по тихой штилевой Балтике эдакий Летучий Голландец "Свердлов", без единого человека где бы то ни было.

И только с мостика душераздирающе стонет рулевой, подвешенный на волоске меж отпуском и трибуналом, истощив все силы за двое суток исполнения долга, в то время как прочие истощили их за тот же период, исполняя удовольствие... Да мечется в лабиринтах броневого корпуса чисто выбритый, осунувшийся и осатаневший командир, матерясь во всех святых и грохоча каблуками и рукоятью пистолета во все люки и переборки. Но никто не откликается на тот стук, словно вымерли потерпевшие бедствие моряки, опоздало спасение, и напрасно старушка ждет сына домой.

В кошмаре и раже командир стал делить количество патронов в обойме на численность экипажа, и получил бесконечно малую дробь, не соответствующую решениям задачи.

Он прет в боевую рубку, и врубает ревун боевой тревоги, и объявляет по громкой трансляции всем стоять по боевому расписанию, настал их последний час. И таким левитановским голосом он это объявляет, что матросик на руле окончательно падает в обморок. Крейсер тихо скатывается в циркуляцию. Команда, очевидно, в свой последний час спешит пожить -не показывается. И только вдруг оживает связь: машина докладывает.

Слабым таким загробным голосом докладывает:

-- Товарищ командир... Третьи сутки на вахте... один... Сил нет... прошу помощи...

-- Кто в машине?! Где стармех?! Где вахтенный механик?!

-- Матрос-моторист Иванов. Все кто где... мне приказали... обещали сменить, значит... если я, то и мне... Что случилось у нас?

-- Пожар во втором снарядном погребе!!! -- орет командир по трансляции и врубает пожарную тревогу.-- Давай, орлы, сейчас на воздух взлетим!!! Пробоина в котельном отделении!!! Водяная тревога!!! Тонем же на хрен!!! -- взывает неуставным образом.

И тогда повсюду начинают лязгать задрайки и хлопать люки и двери и раздается истошный женский визг. И на палубу прут изо всех щелей и дыр полуодетые, четвертьодетые и вовсе неодетые малярши и начинают бегать и визжать, а через них валят напролом, застегиваясь на ходу, бодрые матросы -- расхватывают багры и огнетушители, раскатывают шланги и брезенты.

-- Старпома на мостик!!! -- орет командир.-- Командиров БЧ на мостик!

И когда они, застегнутые не на те пуговицы и с развязанными шнурками, вскарабкиваются пред его очи, дрожа и потея как от сознания преступной своей греховности, так и от оной греховности последствий,-

-- Пловучий бордель,-- зловеще цедит командир...-- А-а-а... из крейсера первого ранга -- бардак?.. Что... товарищи офицеры!!! моральный облик!!! несовместимый! из кадров! к трепаной матери! без пенсии! под трибунал! за яйца! -- Волчьим оскалом -- щелк:

-- Штурман!

-- Так точно! -- хором рубят штурмана.

-- Местонахождение! Кто на румбе?!

И дает отбой тревогам:

-- Баб -- всех -- в носовой кубрик! на задрайку! часового! найду где -- своей рукой! за борт! расстреляю!

Выясняется, что тем временем на траверзе рядом -- Рига. Командир приказывает менять курс на нее и шлепать в Ригу. И через пару часов страшный, как после атомной войны, "Свердлов" своим малым инвалидским ходом вваливается в порт и просит приготовиться к приему двухсот ремонтных рабочих. Командир связывается с военным комендантом -убеждает обеспечить уж их доставку домой, в Кенигсберг. Да нет, дисциплинированные; выполняли срочное задание...

Выполнивших срочное задание малярш снова выстраивают на полубаке, но уже под бдительной охраной, и командир принимается лично пересчитывать их по взлохмаченным головам. Может, если б он их по другим местам считал, то и результат получился бы другой, а так у него получилось девяносто семь.

-- Или через пять минут я сосчитаю до двухсот,-- говорит обозленный своими арифметическими успехами командир старпому,-- или через пять минут на крейсере открывается вакансия старшего помощника. Тебя в школе устному счету не учили? так получишь прокурора в репетиторы.

И бедных малярш, размягченных и осоловевших от военно-морского гостеприимства, извлекают из таких мест корабля, по сравнению с которыми шляпа фокусника -- удобное и просторное жилище: из шкапчиков, закутков, рундуков, шлюпочных тентов, вентиляционных шахт, топливных цистерн и водяных емкостей. И через полчаса их сто пятьдесят шесть.

Старпом плачет и клянется верностью присяге.

-- Боцман,-- осведомляется командир,-- ты на Колыме баржой не заведовал? Аттестую!!

И боцман, скрежеща зубами, буквально шкрябкой продирает все закоулки корабля, и малярш набирается сто девяносто три.

-- Ладно, хрен с ним,-- примирительно останавливает командир, тем более что из недостающих семи одна, самая качественная, спит у него в каюте.-- Время не позволяет дольше. Сгружай на фиг, ... ... ...!

"Свердлов" швартуется к стенке, спускает трап, и опечаленные малярши ссыпаются на берег, рассылая воздушные поцелуи и выкрикивая имена и адреса. Вслед за чем крейсер незамедлительно отваливает -продолжать свой многотрудный поход.

Объем незавершенных работ и оставшееся время друг другу соответствует, как комбайн -- полевой незабудке. Командир принимает решение сосредоточить все усилия на категорически необходимом. Первое: кончить сборку главной машины, в Неву-то с ее фарватером и течением на вспомогаче не очень зайдешь. И второе: полностью произвести наружную окраску, без чего ужасный внешний вид любимца флота может быть не одобрен командованием.

И вот шлепает крейсер самым малым, а на мачтах, трубах, за бортом болтаются в люльках матросики и спешно шаровой краской накатывают красоту на родной корабль. Весело работают! перемигиваются и кисти роняют.

И кое-как, командир на грани инфаркта, они действительно под обрез успевают, и на исходе предпраздничной ночи проходят Кронштадт, входят на рассвете в Неву, и обнаруживается, что буксиров для их встречи и проводки, конечно, нет. Как обычно на флоте, одной службе не полагается знать планы другой, и коли доподлинно известно, что "Киров" подорвался и в параде не участвует, то с чего бы портовой службе слать ему буксиры. А о геройском подвиге "Свердлова" ее не информировали. И "Свердлов" самостоятельно вплозает в Неву, проходит мост лейтенанта Шмидта... а это совсем не так просто -- тяжелому крейсеру в реке своим ходом протискиваться к стоянке и вставать на бочки. Течение сильное, фраватер узкий, места мало, осадка приличная -- того и гляди сядешь на мель, подразвернет тебя поперек течения, и -- сушите весла и сухари, товарищ командир.

И командир, в мокром насквозь кителе, отравленный бессонницей и никотином бесчисленных папирос, заводит-таки крейсер на место! А сверху сигнальщик торжественно поет, что у ступеней Адмиралтейства стоит, судя по вымпелу, катер командующего флотом, и сам командующий, горя наградами и галунами парадной адмиральской формы, наблюдает эволюции своего дубльфлагмана.

"Свердлов" замирает точно в предназначенной ему позиции, напротив Адмиралтейства, и начинает постановку на бочки. И тут до всех доходит, что бочек никаких нет. По той же причине -- раз нет "Кирова", значит, не нужны ему здесь и бочки, а насчет приказа "Свердлову" на срочный переход -- не портовой службы это собачье дело, им об этом знать раньше времени, вроде, и по штату не полагается. Короче -- не к чему швартоваться.

Командир поминает, что покойница-мама еще в детстве не велела ему приближаться к воде. И, естественно, приказывает отдавать носовые якоря. А это маневр не простой: надо зайти выше по течению, до самого Дворцового моста, ставить якоря и тихо сползать вниз по течению, пока якоря возьмутся за грунт, и чтоб точно угадать место, где они уже будут держать. И из-под командирской фуражки валит пар.

А адмиральский катер тем временем, не дожидаясь окончания всех этих пертурбаций, срывается пулей с места, красивой пенной дугой подлетает и притирается к борту, ухарь-баковый придерживает багром, вахтенный горланит:

-- Адмиральский трап подать! -

и адмиральский трап с четкостью опускается до палубы катера. И адмирал со свитой восходит на крейсер, под полагающиеся ему по должности пять свитков и чеканный рапорт дежурного офицера.

Адмирал следует на мостик, который командир до окончания постановки на якоря покидать не должен, с удовольствием наблюдает за последними распоряжениями, оценивает распаренный вид командира, благосклонно принимает рапорт и жмет руку:

-- Молодец! Службу знаешь! Ну что -- успел? то-то. Благодарю!

Командир тянется и цветет, и открывает рот, чтоб лихо отрубить: "Служу Советскому Союзу!" Но вместо этих молодецкихз слов вдруг раздается взрыв отчаянного мата.

Адмирал поднимает брови. Командир глюкает кадыком. Свита изображает скульптурную группу "Адмирал Ушаков приказывает казнить турецкого пашу".

-- Кх-м,-- говорит адмирал, заминая неловкость; что ж, соленое слово у лихих моряков, да по запарке -- ничего... бывает.

-- Служу Советскому Союзу,-- сообщает, наконец, командир.

-- Пришлось попотеть? -- поощрительно улыбается адмирал.

И в ответ опять -- залп убийственной брани.

Адмирал злобно смотрит на командира. Командир четвертует взглядом старпома. Старпом издает змеиный шип на помполита. У помполита выражение как у палача, да угодившего вдруг на собственную казнь.

Матюги сотрясают воздух вновь, но уже тише. А над рассветной Невой, над водной гладью, меж гранитных набережных и стен пустого города, разносится непотребный звук с замечательной отчетливостью. И эхо поигрывает, как на вокзале.

Адмирал вертит головой, и все вертят, не понимая и желая выяснить, откуда же исходит это кощунственное безобразие.

И обращают внимание, что вниз по течению медленно сплывает какое-то большое белое пятно. А в середине этого пятна иногда появляется маленькая черная точка. И устанавливают такую закономерность, что именно тогда, когда эта точка появляется, возникает очередной букет дикого мата.

-- Сигнальщик! -- срывается с последней гайки в истерику командир.- Вахтенный!!! Шлюпку! Катер! Определить! Утопить!!!

Шлепают катер, в него прыгает команда, мчатся туда, а с мостика разглядывают в бинокли и обмениваются замечаниями, пари держат.

Катер влетает в это пятно, оказывающееся белой масляной краской. Из краски выныривает голова, разевает пасть и бешено матерится. Булькает, и скрывается обратно.

При следующем появлении голову хватают и тянут. И определяют, что голова принадлежит матросу с крейсера. Причем вытягивается из воды матрос с большим трудом, потому что к ноге у него намертво привязано ведро. Вот это ведро, естественно, тащило его течением на дно. А когда ему удавалось на две секунды вынырнуть, он и вопил, требуя спасения в самых кратких энергических выражениях.

Оказалось, что матрос сидел за бортом верхом на лапе якоря и срочно докрашивал ее острие в белый цвет. И когда якорь отдали, пошел и он. Забыли матроса предупредить, не до того! красить-то его послал один начальник, а командовал отдачей якоря совсем другой. Ведро же ему надежным узлом привязал за ногу боцман, чтоб, сволочь, не утопил казенное имущество ни при каких обстоятельствах.

Командир, пред адмиральским ледяным презрением, из-за такой ерунды обгадилась самая концовка блестящая такой многотрудной операции -хрипом и рыком вздергивает на мостик боцмана:

-- А тебе,-- отмеряет,-- твой матрос?! -- десять суток гауптвахты!!

Несчастный боцман тянется по стойке смирно и не может удержаться от непроизвольного, этого извечного вопля:

-- За что!.. товарищ командир!

На что следует ядовитый ответ:

-- А за несоблюдение техники безопасности. Потому что, согласно правилам техники безопасности, при работе за бортом матрос должен был быть к лапе якоря принайтовлен... надежно... шкер-ти-ком!

Глупость  полная......... У  нас  что  совсем  критичны  командовали...   Простите  господа  но  оскорблен  до  глубины   души!

Кстати, сразу видно, что "Архипелаг Гулаг" ты не читал

Кстати какой год у этого судна и чьё оно, англия или континент?
Бом-брам-штаг у вас есть, бом-брам-стеньги и рея нет.
Перты на нижних реях оснащали подпертками, выше нет.
Топенанты могли еще работать и марса-шкотами и брам-шкотами. В любом случае зачем нужен второй шкив на брам-рее на лонг-такель блоке для топенантов?
Грот-брам-брасы у вас простые, а фор-брам-брасы - тали. Хотя грот-брам-рей больше чем фор-брам-рей. Нелогично.

Доброго вечера, Капитаны, доброго вечера, Автор!!!
Анатолий, прошу прощения за "флуд"!!!
Коллеги, прочитав посты с 444 по 449 ("Конкорд", "Месть королевы Анны" и т.п.) и увидев в "стройках" "Аребеллу" задался одним вопросом - ПОЧЕМУ я ни разу не видел "строек" "Крестоносца", "Окрыленного", "Толосы" из "Наследника из Калькутты" Штильмарка...

ПыСы - извиняюсь.... Просто вспомнились "детско-юношеские" годы.... Сабатини хоть можно было "взять почитать" у тех, кто имел "счастье" в виде подписного издания "Библиотека приключений"... Штильмарка давали МАКСИМУМ "на ночь до утра"... А ведь роман ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ, в т.ч. "пиратский"....

Этого слишком мало. Начало? Середина? Конец? - три периода, три сильно различающихся проводки такелажа.
Если говорить про "Месть" Черной Бороды - то это Англия, 1710 год

Почему?

Это далеко не те элементы, которые определяют время постройки корабля.
Есть более ключевые: блинда-стеньга и косая бизань. Правда, при этом вывод тот же, что и у Вас - Англия, первая четверть XYIII в.
Исходя из этого, марсы переделывать, пушечные лафеты переделывать, гальюн чуть-чуть переделывать. Или начихать на все это, и делать как в фильме помесь бульдога с носорогом.

Брам-брасы на грот-мачте у вас идут от ноков реев, проходят через блоки и идут на палубу
Те же брасы на фок-мачте идут от штага через блоки на шкентелях на ноках реев и дальше аналогично вышеупомянутым.
Первый тип брасов называется простым - single, второй талями - doubled или 2-составные или как вам будет угодно. Но их смысл в том, что их тянуть легче, чем простые и ставятся они в таком виде на крупных, тяжелых реях.
Грот-брам-рей больше или как минимум равен фок-брам-рею.
То есть более легкий рей у вас тянется талями, облегчающими жизнь, а более тяжелый простым брасом.
Так надеюсь понятнее.

Если же у вас не корабль а смесь солянка, то нет смысла спрашивать чего не так в такелаже. Потому что кроме вот таких простых нелогичностей, остальное может быть каким угодно.

ну что ж , ждем фото со стройки ...

c уважением

Обнаружилась одна проблема: сейчас я навиваю канаты, все вроде бы нормально, но они у меня получаются эластичные, т.е. их можно растягивать порядка 20% длины. Почему они такие получаются, и можно ли их применять на модели?